Имя Ксения означает «чужестранка» или «странница». Когда-то знатная римлянка Евсевия, желая всецело служить богу, тайно ушла из семьи, чтобы стать монахиней. Своим подругам она сказала: «Вы знаете, что я странствую, оставив дом и родителей ради Бога. Отныне и вы зовите меня не Евсевией, а Ксенией, так как я не имею здесь постоянного жительства, но странствую вместе с вами в этой жизни, ищу будущего». Такой же «чужестранкой» в миру была и святая Ксения Петербургская, совершившая подвижнический подвиг во имя любви, ради памяти своего рано умершего мужа.
К сожалению, не сохранилось никаких документов или свидетельств о дне и даже годе рождения Ксении Григорьевны Петровой. Известно только, что это первая половина XVIII века — между 1719 и 1730 годами. Можно предполагать, что происходила она не из бедной семьи, поскольку известно, что до двадцати шести лет была замужем за полковником Андреем Федоровичем Петровым, служившим при царском дворе певчим. По тем временам должность эта считалась почетной, да к тому же занимать ее могли только люди одаренные, красивые — словом, из тех, о которых говорят: Бог не обидел умом и талантом.
Повседневная жизнь молодой четы вряд ли отличалась от обычной петербургской суеты того времени. Не сохранилось никаких особенных деталей жизни Ксении Григорьевны, кроме того что она неплохо пела и музицировала. Ее настоящая история начинается с внезапной кончины мужа, которая потрясла двадцатишестилетнюю вдову. Горе оказалось вдвойне тягостным, поскольку любимый Андрей Федорович умер скоропостижно, без исповеди, покаяния и причащения, невольно, как считалось, обрекши бессмертную душу на вечные муки.
Смерть мужа разительно изменила не только жизнь Ксении, но и ее взгляд на окружающую действительность. Она решилась на труднопостижимый мирскими людьми подвиг: задумала продолжить жизнь любимого человека здесь, на земле, во имя его спасения на небе. Ночами молила Ксения о спасении души раба Божьего Андрея, просила о вразумлении, об устройстве дальнейшей жизни. И было ей видение — явилась преподобная Мария Египетская и возвестила о благословении свыше на подвижничество во имя Христа.
Получив благую весть и знамение свыше, Ксения приняла на себя подвиг юродства: принесла в жертву Богу собственный разум, уверяя всех, что муж ее не умер, а воплотился в ней, Ксении. На похороны она пришла в мундире супруга и назвалась его именем. Когда ее пытались называть Ксенией, она смиренно просила отныне и впредь звать ее Андреем Федоровичем и добавляла:
— Ксению я похоронил, она там, в могилке, а я — Андрей Федорович, я здесь с вами.
Понятно, что родственники тут же решили, что женщина от горя сошла с ума. Они поспешили к начальству, упрашивая не позволять лишившейся рассудка вдове распоряжаться своим имуществом. Однако высокопоставленные сановники, побеседовав с Ксенией, не смогли установить факт умопомешательства: она вела себя достаточно разумно и основательно.
В результате чиновники решили, что нельзя лишать человека права выбора только потому, что материальное и плотское потеряло для него то значение, которое обычно крепко держит человека на земном пути. Ксению признали «в полном уме и здравии», а значит, она была «вольна поступать и распоряжаться собой и своим имуществом по собственному разумению».
«Чужестранка»
«Мирские блага» стали для Ксении помехой в достижении иной, высшей истины, в которой земной путь любимого человека обретал прощение и смысл. Похоронив мужа, Ксения совершила вполне осознанные деяния: раздала бедным все нажитое за годы супружества имущество, деньги пожертвовала церкви, дом подарила хорошей знакомой, Параскеве Антоновой, взяв с нее торжественное обещание пускать в дом бездомных нищих и не брать с них плату за ночлег. Параскева поблагодарила и спросила:
— Чем же сама жива будешь? Чем прокормишься?
— Господь птиц небесных питает, обо всем заботится, а я не хуже птицы. Пусть воля Его будет.
Раздав имущество, Ксения навсегда ушла из дома, выбрав крестный путь «чужестранки». Она в любую погоду в мужском одеянии бродила по улицам Петербурга, и поначалу мальчишки глумились над бродяжкой. Изредка Ксения заходила к прежним знакомым, беседовала, обедала и отправлялась скитаться. Никто не ведал, где она проводила ночи, но затем ее выследили и выяснили, что Ксения до восхода солнца молится в поле, кладя поклоны на все четыре стороны света. Это стало известно, поскольку полиция одно время присматривала за ней из-за странного поведения. Всю ночь обычно молилась, преклонив колени, и только в самые лютые морозы оставалась на ночлег у знакомых.
Стоит заметить, что на Руси к юродивым, блаженным, странникам всегда было особое отношение. Православная вера определяет таких людей как божьих, отмеченных оком всевышнего. Само слово «убогий» означает, что «человеки сии» пребывают под небесной защитой. Издавна принято было видеть в таких странниках не простых попрошаек, а вестников, в каком-то смысле посредников высших сил.
О доме, в котором сирым и убогим можно было найти бесплатный приют, знали все нищие столицы и называли улицу Лахтинскую, где он стоял, странным именем — улица «Андрей Петрович», возможно, восприняв по тогдашнему обычаю фамилию Петров как отчество.
Сама же Ксения до самой своей кончины откликалась только тогда, когда ее называли Андреем Федоровичем. Повязав голову простым белым платком, с котомкой за плечами, с палкой в руках, бродила она по городу в мужской одежде. От непогоды одежда скоро истрепалась и обветшала. Но Ксения бережно прятала лоскуты дорогого ее сердцу мундира.
Когда одежда окончательно превратилась в лохмотья, она переоделась в красную кофту и зеленую юбку — цвета того же мундира.
Есть сведения, что блаженная Ксения некоторое время провела в Алексеевской женской обители под Арзамасом, которую основал преподобный Феодор Санаксарский (в миру Иван Игнатьевич Ушаков, дядя прославленного адмирала Федора Ушакова). Ксению все любили, ей сочувствовали, охотно подкармливали, старались подать милостыню. Но денег она не брала, принимала только «царя на коне» — так она называла копейку, на которой изображен всадник Георгий Победоносец, побеждающий змея. Но и эту малость редко оставляла себе — тут же отдавала другим нуждающимся. Мужественно и достойно несла Ксения тяжкий крест юродства и свою нищету, с гордостью заявляя: «Вся я тут».
Дела благие
Спустя некоторое время Ксения в глазах петербуржцев стала нравственным мерилом правды, искренности и совестливости. В ее поступках и словах людям виделся особый смысл. Начали замечать: у кого блаженная берет копеечку — человек добрый, благочестивый; к кому в дом заходит — быть в семье миру и благополучию. Если на базаре она брала у кого-то булку или другую еду, товар у такого продавца раскупался мгновенно.
Если Ксения дарила что-то, одаренного ею человека ждала нечаянная радость. Если же она кого-то о чем-то просила (что случалось крайне редко), того ожидала беда или утрата, ему стоило поостеречься. Ее наперебой зазывали в гости, старались угостить чаем в надежде привлеч в дом удачу. Многие старались прикоснуться к ее одеждам: считалось, что осенявшая Ксению милость Божия распространялась на каждого, кто соприкасался с ней. Удача и благополучие неизменно сопутствовали всем, кто оказал ей хотя бы малую помощь или внимание.
Даже грубоватые извозчики наперебой просили ее проехать с ними «хоть до уголка», и, если она соглашалась, от богатых заказчиков в этот день отбоя не было. На улице матери подходили к ней с детьми, и если она целовала ребенка, это считалось хорошим знаком.
Особенно часто бродила она в окрестностях Смоленского кладбища. В то время там возводили новую каменную церковь. Чем выше становились стены, тем медленней шло дело: кирпичи для кладки приходилось поднимать по строительным лесам все выше и выше. И тогда стали происходить непонятные вещи: приходят утром мастеровые — а кирпичи уже лежат наверху. Сговорились рабочие посмотреть, что за неведомая сила им помогает. Оказалось, это Ксения по ночам носила на леса кирпичи для строителей, делавших богоугодное дело. Строители спрашивали ее:
— Когда же ты спишь, Андрей Федорович?
— Некогда, надо делать добрые дела, — отвечала блаженная.
Каждое утро она обходила строящуюся церковь, осматривала фундамент, поглаживала стены, приговаривая: «Много тебе вынести придется, но ничего. Устоишь».
И действительно, многое довелось вынести церкви… Особенно тяжелым было наводнение 1824 года, когда разбушевавшейся стихией было снесено множество крестов на кладбище и смыто несметное количество могил. Храм же, к удивлению многих, устоял.
Особый талант был у Ксении к устройству семейной жизни. Да и могло ли быть иначе, если сама блаженная, можно сказать, родом из разрушенного домашнего очага и утраченной любви. Десятки счастливых браков устроила она, посылая невесту туда, где она должна была встретить своего суженого, благословляла супружество, предостерегала от ошибочного выбора.
Провидение вело и направляло блаженную Ксению, и оно же дало ей редкий дар предвидения. О ее прозорливости по городу ходили легенды. Из уст в уста передавали рассказы о том, как, зайдя в гости к семейству Голубевых, у которых часто и охотно бывала — очень ей нравилась дочь хозяйки, скромная красавица, — Ксения сказала девушке:
— Ты вот сидишь, завтракаешь сладким, а твой муж на Охте жену хоронит.
— Откуда ж у меня муж? — засмущалась девушка. — У меня даже и жениха-то еще нет.
— Иди! — строго приказала Ксения. — Он тебя ждет.
Мать, почитавшая Ксению за угодницу Божию, подхватила дочку, и они отправились на Охтинское кладбище. Там как раз шла панихида по женщине, жене молодого доктора, умершей при родах. Когда могилу зарыли, все стали расходиться, а вдовцу-доктору стало дурно. Мать и дочь Голубевы подбежали к нему, помогли, как умели. Так они и познакомились, а через год девушка вышла за него замуж. Жили они долго и счастливо, до конца дней своих с благодарностью вспоминая блаженную Ксению.
А однажды обычно тихая Ксения буквально ворвалась в свой бывший дом и с порога замахала палкой на Параскеву Антонову, свою знакомую, которой дом этот оставила:
— Бросай все и беги скорей на Смоленское кладбище! Бог тебе ребенка дает!
Параскева, женщина одинокая и бездетная, подхватилась и помчалась туда. Путь был не близок, шла она долго, а когда вышла на улицу, ведущую к кладбищу, на ее глазах извозчик сбил зазевавшуюся беременную женщину. Страдалица от удара родила прямо посреди улицы и скончалась. Параскева подхватила новорожденного, завернула в головной платок и унесла домой. Позже, как ни искала петербургская полиция, да и она сама, найти отца ребенка не удалось, как не удалось даже установить, как звали сбитую лошадью женщину.
Только помощью высших сил или высотой духовного совершенства можно объяснить феномен Ксении Петербургской: а как бы иначе босая, плохо одетая женщина в далеко не южном климате выстояла, выдержала столько лет подобной жизни? Конечно, окружающие изумлялись стойкости юродивой и объясняли это Божественной благодатью, изливаемой на нее. А народная молва соединила ее имя с редким даром пророчества.
Однажды Ксения перекрестилась вслед моложавой купчихе Крапивиной, которая ее постоянно радушно принимала, и произнесла грустно:
— Зелена крапива, да скоро увянет.
Ее слова вспомнили, когда полная здоровья женщина в скором времени заболела и стремительно угасла.
Сила пророческая
Особенную славу Ксении принесли страшные предсказания, которые прокатились печальным эхом не только по Санкт-Петербургу, но и по всей России. Накануне праздника Рождества Христова, 24 декабря 1761 года, блаженная Ксения была необыкновенно взволнована, особенно много ходила по городу и везде, и всюду, в гостях, посреди улицы, на паперти церкви упрямо твердила одно и то же:
— Пеките блины! Блины пеките! Вся Россия скоро блины печь будет.
Окружающие пытались разгадать тайный смысл ее слов, но ответ не находили. До масленицы еще далеко, с чего вдруг вся Россия блины печь будет? На следующий день, 25 декабря, ответ принесли печальные колокола, известившие о скоропостижной кончине императрицы Елизаветы Петровны.
Смерть ее была неожиданной — дочь Петра Великого умерла в расцвете сил и энергии. Накануне смерти отдавала распоряжения архитектору Бартоломео Франческо Растрелли об украшении нового Зимнего дворца, укладке паркета и позолоте лестничных перил. Вот Ксения и предсказала судьбу императрицы — ведь на поминках по обычаю едят кисель и блины.
Другое предсказание также было связано с царствующей фамилией. Но сделано оно было уже во времена новой императрицы Екатерины. Ксения несколько дней безутешно плакала на паперти возле церкви и клала земные поклоны.
— О чем так горько плачешь, Андрей Федорович? — участливо спрашивали ее.
— Кровь, кровь на воде. Каналы и реки кровью потекут, — сквозь слезы повторяла юродивая, указывая на воды близкого канала.
Город замер в ожидании беды. И она грянула через три недели, 5 июля 1764 года. В тайном каземате Шлиссельбургской крепости был убит томившийся в неволе самый секретный узник Российской империи. То, что сегодня хорошо известно, в те времена было «тайной тайн» государства российского. Императрица Анна Иоанновна, стремившаяся любой ценой закрепить престол за потомством своего отца, царя Иоанна Алексеевича (брата Петра I), выдала свою племянницу, макленбургскую принцессу Анну Леопольдовну, за принца Антона Ульриха Брауншвейгского. Рожденного от этого брака в 1740 году мальчика — Иоанна Антоновича — она поспешно назначила своим наследником. После смерти Анны Иоанновны в октябре 1740 года двухмесячный младенец Иоанн VI был провозглашен императором всероссийским. Пробыл он им всего год.
С 24 на 25 ноября 1741 года в России произошел государственный переворот, один из многих в беспокойном XVIII веке. Императрицей была провозглашена дочь Петра Великого, Елизавета Петровна. Годовалого императора Ивана заключили в Шлиссельбургскую крепость, а родителей отправили в ссылку в далекие Холмогоры, где они и скончались. Несчастный Иван протомился под строгим надзором в Шлиссельбургской крепости около двадцати трех лет.
Вот чью страдальческую смерть предсказала и оплакивала Ксения Петербургская. Весть о трагическом происшествии в Шлиссельбургской крепости разнеслась по городу. С тех пор к предсказаниям блаженной Ксении стали прислушиваться еще внимательнее, ловили каждое ее слово, пытались толковать необыкновенные суждения.
Рассказывали, что однажды она подошла на улице к женщине, дала ей копеечку с изображением Георгия Победоносца и сказала:
— Возьми царя на коне. Поспеши — погаснет.
Женщина растерялась, но монетку взяла и, зажав ее в кулаке, поспешила домой. А когда подходила к дому, из-под самой крыши полыхнул яркий огонь. Мигом сбежался народ, пожар разгорался, женщина пыталась прорваться к дому, ее не пускали. Но словно неведомая сила толкала ее к пожару, и, когда ей удалось подбежать вплотную к зданию, бушевавший пожар тут же затих. Народ удивленно ахнул, а женщина разжала руку с подаренной копейкой, вспомнила вещие слова Ксении, и сердце ее исполнилось благодарностью.
Особенно часто в городе Петра рассказывали о чудесном воскрешении тонувшего в Неве мальчика. Его вытащили уже бездыханным. Но рядом оказалась Ксения: она обратилась с дерзкой мольбой к Господу, после чего, по благословению свыше, прикоснулась руками к утонувшему — и он ожил.
И уже почти в самом конце жизни она часто стала повторять странные слова:
— Скоро плакать на Руси будут. Как войдет он во врата, всей жизни ему будет столько, сколько букв над воротами в речении библейском!
Долго горожане строили всякие догадки, о ком речь, да что за врата, да где те буквы. И вскоре кто-то разгадал тайну прорицания — в Петербурге спешно велось строительство Михайловского замка, предназначенного для императора Павла I. Строительство задерживалось, постоянно что-то не ладилось, не хватало материалов. Вот и ворота поставили, а облицовочного мрамора не было. И тогда взяли мрамор со строительства Исаакиевского собора. Часть мраморных плит с выбитым на них библейским изречением была укреплена над воротами замка. Суеверные петербуржцы бросились читать надпись и пересчитывать в ней буквы, вычисляя, сколько же лет будет жить император. Роковая надпись гласила: «Дому твоему подобаетъ святыня Господня въ долготу дней».
Посчитали — и ахнули, насчитав 47 букв. Согласно предсказанию, отпущено было императору Павлу Петровичу сорок семь лет, то есть жить ему оставалось совсем немного — до 1801 года. Из уст в уста передавалось по Петербургу это мрачное предсказание, гулким эхом докатившись до Москвы и других городов и превратившись в устойчивое поверье. Павел I знал о роковом пророчестве, но, будучи по натуре фаталистом, дерзко шел навстречу собственной судьбе, даже подгонял ее, торопя строительство Михайловского замка.
Распространившееся предсказание Ксении создавало определенное напряжение вокруг фигуры императора и зловещего дворца. Уже то, что на его постройку были взяты материалы со строительства божьего храма, посчитали дурным предзнаменованием.
В начале 1801 года рабочие пытались закончить строительство, однако замок оставался мрачным и снаружи, и внутри. Его интерьеры, несмотря на роскошь, были темны и гнетущи, к тому же в замке было очень холодно и сыро. Но Павел I спешил и, как только замок освятили, тут же въехал в него. Город замер в ожидании чего-то неизбежного. И оно свершилось. Павел Петрович прожил в замке сорок дней. Въехал он в замок 1 февраля, а в ночь с 11 на 12 марта был убит заговорщиками, не дожив до своего сорокасемилетия несколько месяцев.
Ксения же продолжала пророчить в столице. Прожила она более семидесяти лет. Хотя письменных сведений о точном времени и обстоятельствах ее смерти нет, предание гласит, что около 1805—1806 годов, незадолго до кончины, она видела во сне Пресвятую Богородицу, возвестившую о скором завершении ее земного странствия. Похоронили блаженную Ксению на Смоленском кладбище. На том самом, на котором она подносила кирпичи на леса для строительства церкви Смоленской Божией Матери.
С уходом блаженной ее слава не только не угасла, а наоборот, стала разноситься по всей стране. Если при жизни к «чужестранке» обращались лишь петербуржцы, то после ее кончины потянулись к могиле Ксении паломники со всех концов России. Множились истории чудесных исцелений, счастливого исполнения загаданного и даже разоблачения преступников. В одной семье невеста и ее мать отслужили панихиду на могиле Ксении, и словно глаза открылись у незадачливой невесты: жених оказался беглым каторжником, осужденным за убийство.
Даже к почившей Ксении часто обращались с мольбами несчастные в семейной жизни женщины. Она считалась, да и поныне считается, первой помощницей в случае, если муж загулял или пьет не в меру. Бытует рассказ о том, как одному сильно пьющему человеку во сне явилась незнакомая старая женщина с посохом. Она громовым голосом прокричала: «Нет здесь жены твоей, она у меня. Слезы ее матери затопили могилу мою. Брось пить! Встань! Твои дети горят!»
Мужчина в ужасе проснулся, решив, что ему спьяну привиделась нелепость какая-то, но не прошло и десяти минут, как раздался отчаянный крик: «Пожар!» Действительно, на кухне уже горела дверь, и он только успел схватить сонных детей и выбежать на улицу. Позже он узнал, что его жена ходила к могиле блаженной Ксении, и понял тогда, кто являлся ему во сне. Так святая по-прежнему вершит земные дела и наставляет на путь истинный заблудшие души.
Влияние Ксении сказалось даже на императорской семье. Однажды наследник престола, будущий государь Александр III заболел тифом. Его жена, Мария Федоровна, неустанно молилась о его здравии. Кто-то принес ей горсть земли с могилы блаженной Ксении, посоветовав положить узелок с этой землей под подушку больному, помолившись блаженной. Мария Федоровна все исполнила, а ночью ей было видение: стоит перед ней старушка в красно-зеленом одеянии и говорит: «Выздоровеет твой муж, а ребенок, которого ты носишь, будет девочкой. Назови ее в мое имя Ксенией. Она будет хранить вас от бед».
Так все и случилось: больной выздоровел, родилась девочка, названная Ксенией, — сестра последнего русского императора Николая II. Мария Федоровна ежегодно, вплоть до самой революции, приезжала на могилу блаженной Ксении и заказывала панихиды. В 1919 году она и ее дочь, великая княжна (к тому времени в замужестве — великая княгиня) Ксения, покинули Россию на борту британского крейсера «Мальборо», специально присланного за ними в Крым британской королевой-матерью Александрой (вдовой Эдуарда III и матерью Георга V), родной сестрой Марии Федоровны. Сама великая княгиня Ксения прожила долгую жизнь: родившись в 1875 году, она умерла в 1960-м. Своей смертью умерли и вдовствующая императрица Мария Федоровна, и муж великой княгини Ксении, и ее дети. Судьба многих других членов семьи Романовых была, как известно, трагичной.
Раба Божья
Поначалу могила Ксении была земляной, но холм за несколько дней «таял» как весенний снег — люди растаскивали по горсти благословенной земли из-за своих горестей и болезней. Тогда положили поверх могильной насыпи каменную плиту — но и ее паломники разнесли по кусочкам! После этого на пожертвования богомольцев возвели каменную часовню над могилой.
В 1902 году на ее месте была построена новая часовня с мраморным иконостасом и надгробием. Надпись на стене сделали следующую: «Во имя Отца и Сына и Святого Духа. В сей часовне погребена раба Божия Блаженная Ксения Григорьева жена певчего Андрея Федоровича. Оставшись после мужа 26 лет, странствовала 45 лет. Звалась во вдовстве именем мужа: Андрей Федорович. Всего жития ея было на земле 71 год. В 1794—1796 году принимала участие в построении Смоленской церкви, тайно по ночам таская на своих плечах кирпичи для строющейся церкви. “Кто меня знал, да помянет мою душу для спасения своей души”. Аминь».
Тогда же на Васильевском острове был устроен «Дом трудолюбия в память рабы Божией Ксении для бедных женщин духовного звания». В наши дни именем Ксении названа церковная больница при духовной семинарии и академии.
В период советской власти, во времена воинствующего атеизма, постановлением горисполкома часовня была закрыта. Во время Великой Отечественной войны в ней находился склад для тары. Говорят, что сохранилась часовня благодаря случайному «покровительству» Алексея Косыгина. На Смоленском кладбище были похоронены его родители, он часто навещал их могилы, что якобы и помешало уничтожить часовню. Но это не так.
В 1946 году часовню по многочисленным просьбам верующих открыли, но вскоре закрыли снова. Могилу Ксении замуровали, над ней построили постамент, в часовне сделали сапожную мастерскую. Но ничего путного из этого не вышло: сапожников так трясло, что они ни одного гвоздя забить не могли. Решили в часовне открыть мастерскую по изготовлению парковых скульптур, вроде печально знаменитых «девушек с веслом». Но и тут не сложилось: работники наделают за день скульптур, утром придут — на полу одни черепки.
В 1984 году часовню передали общине храма во имя Смоленской иконы Божией Матери. Поднимали строение всем миром и в 1987-м вновь освятили. Со всей страны приезжают сюда паломники. Это ведь только в радости не нужно искать, к кому прислониться, а в горе не вдруг найдешь помощь. Вот и едут со всей горемычной России к ней, к святой блаженной Ксении Петербургской. Просят ее: «Помоги, заступись, Андрей Федорович!»
Не случайно написано на могильной плите Ксении: «Кто меня знал, да помянет мою душу для спасения своей души».
В июне 1988 года на Поместном Соборе Русской православной Церкви, посвященном тысячелетию Крещения Руси, блаженная Ксения была причислена к лику святых. Причем канонизация женщины произошла впервые после того, как более трехсот лет назад была признана святой София Слуцкая. Так град Петра обрел свою небесную покровительницу — святую блаженную Ксению Петербургскую. День празднования вновь канонизированной установили (за неимением точной даты рождения) 6 февраля. В этот день христиане всего мира почитают ту самую Евсевию, которая в далекие времена решила стать «чужестранкой».
По многочисленным свидетельствам, святая Ксения и сейчас нередко является людям, особенно женщинам. Ту утешит, той советом поможет, а тем предскажет важное событие. Говорят, до сих пор иногда ходит по Санкт-Петербургу высокая старуха, одетая в красно-зеленые цвета военной формы XVIII столетия, как и тогда, когда она без устали творила добро людям. Ходит в белом платочке, с котомкой за плечами и палочкой в руках, смотрит по сторонам ясными голубыми глазами, словно говоря то, что всегда говорила: «Выспаться успеем в земле. Благие дела спешить делать нужно!»