В наше время многие мифы советской эпохи развенчаны, но до сих пор так и не поднят вопрос о бывших советских военнопленных, судьбах 5 700 000 человек, незаслуженно обвиненных в предательстве Родины. Из них около 3 300 000 человек погибли, 930 000 до конца войны пребывали в Германии, в том числе 750 000 в качестве рабочей силы, свыше миллиона были освобождены, некоторые оказались в армии Власова. Более полумиллиона репатриированных солдат и офицеров просто так, без суда и следствия были брошены в заранее подготовленные спецлагеря НКВД, созданные по приказу ГКО от 27 декабря 1941 года…
А ведь в 1929 году сорок одно государство, принимавшее участие в Первой мировой войне, подписало Женевскую конвенцию, которая обязывала сохранять жизнь военнопленным, обеспечивать их питанием, одеждой и жильем, не использовать их труд на тяжелой и связанной с военными заказами работе, за побег наказывать только в дисциплинарном порядке. Но советское правительство наотрез отказалось подписывать этот документ.
Невзирая на страстные заверения, что «бить врага мы будем на его территории», за четыре первых месяца войны Красная армия отступила в глубь своей страны и понесла огромные потери. Мировая история еще не знала случая, когда за такой короткий срок в плен попало свыше полутора миллионов человек.
Зато Сталин с речью по радио 3 июля 1941 года яростно распекал тех, кто «своим паникерством и трусостью мешает делу обороны». Уже тогда вождь призывал «братьев и сестер» вести с ними «беспощадную борьбу», «уничтожать их на каждом шагу», «предавать суду военных трибуналов как пособников врага». Точно так же действовала и советская пропаганда и дипломатия, заявляя: «Нет у нас никаких пленных, есть только дезертиры».
Председатель МКК Марсель Юнод еще 22 июня предложил правительствам СССР, Германии, Румынии и Финляндии обмениваться списками убитых, раненых и попавших в плен. На себя МКК брал заботу о пострадавших на фронтах. Принятие плана Юнода подарило бы жизни тысячам советских солдат, но списки Москве были вовсе ни к чему. Те, кто погиб в плену, — туда им и дорога, а кто выжил — добро пожаловать к Лаврентию Павловичу Берии.
В декабре 1941 года, на встрече в Берлине с Риббентропом, Юнод предложил другой выход: действуя на основе принципов гуманизма и международного права, обменяться списками пленных и организовать через США посылки с едой и одеждой в советские и немецкие лагеря. Риббентроп сообщил об этом Гитлеру, а тот — Сталину. Ответ вождя всех народов был таков: «Русских военнопленных не существует. Русские солдаты сражаются насмерть. Если же они выбирают судьбу военнопленных, они автоматически исключаются из советского общества».
Немецкое командование рассчитывало на быструю победу, однако никак не ожидало, что возьмет в плен так много советских воинов. В соответствии с начальным планом, фюрер рассчитывал взять в плен 790 000 человек с последующим их размещением в восемнадцати лагерях. Однако уже первые месяцы войны заставили в корне пересмотреть этот вопрос.
Шестого августа немецкое командование высчитало рацион питания советских военнопленных: 2040 калорий неработающим и 2220 калорий работающим. Мясо в меню отсутствовало, только хлеб, картофель и крупа. Геринг потребовал, чтобы ни при каких условиях эти нормы не повлияли на питание немцев. А министр продовольствия Баке заявил: «Русский желудок эластичен — его не надо жалеть».
Пленные французы, англичане, американцы имели крышу над головой, были накормлены и одеты. Международный Красный Крест располагал их точными списками, проверял лагеря, добиваясь от немецких властей выполнения Женевской конвенции, отправлял посылки с гуманитарной помощью и оказывал медицинскую помощь. Пленные евреи, коммунисты и комиссары, согласно приказу, расстреливались на месте или отправлялись в концлагеря. Остальных размещали подальше от линии фронта: сначала в пересменных лагерях без бараков, а потом в стационарных, с бараками. Условия содержания были настолько чудовищными, что в день от холода и голода погибало 150—200 человек.
И только в 1942 году, когда пленники стали работать на рейх, условия их содержания улучшились Хотя ненамного — только для поддержания трудовой активности.
Сталин проявил интерес к советским военнопленным, только когда война подходила к концу и участь Германии была решена. Слова «предатели», «изменники», «дезертиры» быстро изъяли из лексикона и заменили на «советские граждане, подлежащие репатриации». Однако все это делалось вовсе не из гуманных соображений, а потому, что СССР понадобилась поддержка англичан и американцев.
Самым удобным моментом для решения этой проблемы Сталин посчитал встречу Большой тройки в Ялте в феврале 1945 года. В совместном заявлении для прессы, в частности, говорилось: «Мы обязуемся оказывать всестороннюю помощь, совместимую с требованиями ведения военных операций, в целях обеспечения быстрой репатриации всех военнопленных и гражданских лиц».
Рузвельт и Черчилль отлично знали, что ожидает советских военнопленных после возвращения на Родину, но перечить Сталину не стали. Ведь в повестке дня были вопросы и поважнее: будущее Германии, европейские границы. А дальше случилось страшное: эшелоны с тысячами заключенных пошли на восток — в Сибирь…
Главная 
